«Именно я стала для бабушки той, кого она хотела сделать правильной»: кадры из детства (Психология)
Кадр из фильма «То самое лето»
kino-teatr.ru
Когда я стала мамой, умерла моя бабушка. Она не успела увидеть своего первого правнука. А я не успела ей его показать. И именно тогда моя собственная мама стала бабушкой. Наши роли сменились и закольцевались в вечном движении жизни.
Моя дорога на похороны выглядела до банальности обычной трассой с проносящимися мимо машинами и заправками с ароматом немытых туалетов и пережаренных хотдогов. Все вокруг жили свою жизнь, а я ехала хоронить бабушку и свои воспоминания.
И вот заветный указатель «Лиски 25 км», сворачиваю с трассы, и сердце сразу делает кульбит. Прошло уже 25 лет, по одному году на каждый километр до города, где случилось так много, а чувства все те же. Вьется лента узкой дороги, по краям которой мелькает забор из тополей и берез, а за ними поля до самого горизонта. И я лечу на комфортном внедорожнике по солнечным шпалам между теней от деревьев на залатанном асфальте в свое детство.
Через открытые окна врывался горячий ветер, пробегал обжигающими пальцами по лицу, кидал в разные стороны волосы, выбившиеся из тугой косы, целовал горячим в зажмуренные глаза и напоследок легонько касался счастливой улыбки, завывая в ушах и заглушая звуки музыки из магнитолы. Лето.
Мое место в машине всегда было за папой, я же почти сын, хоть и дочь, а сестра сидела за мамой, ей все равно. Никаких ремней безопасности, можно было перемещаться по всему заднему дивану, закидывать ноги на сумки, стоящие между креслами, укрываться одеялом, если холодно. Вдыхать густой маслянистый запах автомобиля и раскаленного асфальта, плавившегося под колесами.
Дорога тогда занимала не шесть часов, как сейчас, а все 12, с обязательными остановками в лесочках, чтобы перекусить вареными яйцами с майонезом и вареной же картошкой тоже с майонезом, разложенными на капоте остывающего автомобиля. Горячий чай в термосе по очереди из одной пластиковой кружки и сладкое яблоко на десерт.
Мы с сестрой всегда брали в дорогу игрушки
У меня была кукла Юля, блондинка с пухлыми ножками и ручками, в полосатом купальнике, а у сестры — пупсик Настя, чумазая брюнетка с худенькими ручками-ножками, в два раза меньше моего пупса, но зато ее легко можно было положить в карман, когда мне мою Юлю приходилось носить в руках. Много лет игрушечные девочки путешествовали на лето к бабушке с дедушкой вместе с нами, пока не появились длинноногие Барби и не заняли их места, а потом уже и мы повзрослели.
Когда не спалось и не игралось, я смотрела в окно. Мимо пролетали деревья, дома, иногда другие машины. А в голове пролетали мечты, фантазии и сказочные миры. «Помечтать» — это было мое любимое времяпрепровождение. Я всегда предвкушала его, как самую вкусную карамельку, которую буду катать на языке бесконечно долго, наслаждаясь сладким счастьем. В мечтах я могла быть мушкетером со шпагой или девочкой-байкером на черном мотоцикле, а может, принцессой, получившей в наследство целый огромный дворец, как тот, который мы видели в Крыму прошлым летом.
Еще из развлечений у нас были песни. Но не по радио, потому что оно ловило только в городе. Кассеты с музыкой тоже были заслушаны и переслушаны по много раз. Поэтому мы пели песни сами. Мама разворачивалась к нам с сестрой, сверкала глазами из-под кудрявой челки, улыбалась своей задорной улыбкой, тогда еще с щелочкой между передними зубами, которой она стеснялась и на людях прикрывала рукой, но не с нами, и начинала петь, а мы подхватывали.
«Ничего на свете лучше нету, чем бродить друзьям по белу свету», «…ведь мама услышит, ведь мама придет», «…есть в графском парке черный пруд, там лилии цветут». И сразу все мы просыпались после долгой однообразной дороги, и предвкушение чуда, праздника, целого лета впереди наваливалось огромной счастливой волной, захлестывая наше с сестрой заднее сиденье.
И вот эти 25 километров до дома, в котором нас ждало оно — бесконечное жаркое лето, приключения и никакой школы
Ну еще друзья, которых не было в обычной жизни. Сердце подкидывалось куда-то к горлу, сидеть спокойно уже не было никаких сил, а предвкушение рвалось изнутри смехом и воинственным криком и безостановочными разговорами ни о чем и обо всем.
10 километров, 5 километров, руки потеют, в голове крутится фильм из кадров нашей встречи с бабушкой и дедушкой, и с друзьями совсем немножко (чтобы не вспугнуть). Плакат «Добро пожаловать», наконец! Главная площадь, вдруг мелькнет знакомое лицо. Магазины, в которые будем ходить за продуктами, поворот к дому. Сердце уже стучит где-то в ушах. И Дом. Бесконечно родной.
Красный кирпич, три этажа, трещина на глухой стене от бомбы в войну. Взгляд сразу находит окна на верхнем этаже. Новые занавески, сетки в форточках, никто не смотрит, значит, на улице. Ждут.
Кадр из фильма «То самое лето»
kino-teatr.ru
Поворот во двор. Вечернее солнце заливает расплавленной карамелью ряд сараев, выстроившихся перед подъездами, деревянные лавочки и столики, за которыми сидят люди, знакомые с раннего детства. Сериал закончился, все вышли обсудить.
Еще немного проехать. Наш сарай. Наша лавочка и столик, которые сделал дедушка. И наша бабушка. На голове платок, который я не узнаю, на лице улыбка, которая родная. Раскинула руки, кто быстрее добежит, выпрыгнув из машины. Знакомый запах обнимает вместе с бабушкой, целует в растрепанные макушки (опять я стала выше, а бабушка уменьшилась), шепчет на ушко: «Приехали, мои родненькие».
Мне было полтора года, когда меня первый раз привезли к бабушке с дедушкой из большого, шумного, с плотными шторами на окнах от ночного солнца Ленинграда в сонный провинциальный Георгиу-Деж, полнившийся паровозными гудками и ароматом мазута. И оставили там на год или чуть больше. Потом я узнала, что маме было тяжело, что у меня должна была появиться сестра, что я оказалась слишком быстрой и шумной. Я мало что помню из того раннего детства.
В памяти прокручиваются только отдельные картины, как в диафильмах
Много нечищеного снега на улицах, который лежал слипшимися сугробами и комками. Мы с бабушкой перебирались через эти горы и горки, чтобы дойти до моста над железнодорожными путями. Потому что там мы могли посмотреть на собаку. В конце каждого товарного поезда на специальной площадке ехал человек с большой собакой. Бабушка, говорила, чтобы охранять состав. А я считала, что для меня. Грохот проносящихся вагонов пугал, но увидеть собаку было важней.
Вот мы с бабушкой стоим возле подъезда, и она веточкой рисует на сугробе четыре буквы «м-а-м-а»:
— Видишь? Так пишется слово «мама», — строго, без сюсюканья, как со взрослой.
- Тест: Каков ваш внутренний возраст?
Еще хорошо помню тот Новый год. Дедушка затащил на третий этаж в квартиру гигантскую ароматную елку, роняющую по пути иголки, достал с антресолей большую белую картонную коробку с сокровищами, и я помню, как перебирала эти огромные стеклянные разноцветные шары и старалась их не уронить, накажут. А потом пришел настоящий Дед Мороз в красном халате и с белой бородой, и я с высокой табуретки рассказывала стишок, что-то из Агнии Барто.
— У него пояс от твоего халата, — шепнула я бабушке на ушко и побежала к окну, забралась на еще одну высокую табуретку, чтобы посмотреть, куда же пойдет этот красивый и добрый Дед Мороз, подаривший мне подарок. Но он исчез за дверью нашего сарая, ряды которых стоят во дворе. Долго думала, что этот волшебник живет в нашем погребе, потому что там холодно.
Помню, как папа разбил моей головой лампу в коридоре, когда зашел в тихую квартиру, принеся с собой громкое «Есть кто дома?», подкинул меня в воздух, отчего на мгновение стало страшно и дыхание остановилось, но сильные руки поймали опять и прижали к широкой груди, смех вылетел в тот же момент, как я опять задышала. На полу хрустели осколки плафона.
Еще были уколы, когда я заболела. Бабушка — медсестра — делала их сама, дома, а дедушка меня держал, пока я плакала
Была теплая шуба, подпоясанная дедушкиным ремнем, обрезанным и с новыми дырочками. Часы в гостиной, которые били «бом-бом» каждые полчаса и которые на ночь дедушка всегда останавливал, а утром запускал опять. Был мишка, измазанный зубной пастой, потому что я лечила его радикулит.
И было:
— Ты Катина мама, а не моя, да? — когда через год с небольшим меня приехали забирать уже втроем, с сестрой.
Я перевела взгляд на зеркало заднего вида, встретившись с собой в бликующем на солнце отражающем стекле. За моей спиной пролетали деревья и лента дороги. Руки крепко держали руль. В машине было прохладно от включенного на полную мощность кондиционера и пахло дорогой кожей сидений.
В детстве мне всегда говорили, что я очень похожа на бабушку. Меня даже назвали в ее честь. А сейчас я вижу, что становлюсь копией мамы. Будет ли похож на меня мой сын, или у него получится стать самим собой?
Кадр из фильма «То самое лето»
kino-teatr.ru
Каждое лето нас сестрой родители привозили сюда с чемоданом нарядов и оставляли на три месяца беззаботного счастья. Чемодан сразу задвигался под диван, а из скрипучего шифоньера на свет доставались поношенные штаны и олимпийки из прошлого, в которых было очень удобно лазить по деревьям и гаражам.
Бабушка каждое утро усаживала меня на табурет перед зеркалом в прихожей и заплетала косу, одну или две, делала баранки, или плела колоском, сильно, до боли расчесывая мои кудрявые и путающиеся волосы щеткой.
Она давала нам свободу гулять, где захотим, приходить домой только кушать и спать, лазить по заброшенным пустырям, охотиться на груши в соседнем дворе, но не разрешала садиться так, чтобы было видно трусики. Мы же девочки. И перед дедушкой нельзя было ходить в короткой ночной рубашке, поэтому мама на лето нам складывала балахоны до пят, в которых было ужасно жарко и неудобно.
Бабушка даже привила мне одну суперспособность — накрывать свои срамные места одеялом даже во сне, и я до сих пор так делаю
А еще нельзя было бегать, когда у меня начала расти грудь. Это неприлично и уже пора вести себя как взрослая. И вообще, что в этой груди хорошего, только тяжесть, которую таскаешь всю жизнь.
Почему-то именно я из четырех внуков стала для бабушки той, которую она хотела сделать правильной, как все, «чтобы люди не говорили».
И вот какой случай засел у меня в голове, возвращаясь в мыслях снова и снова. Мы с нашей компанией детей как-то поссорились с мальчишками из соседнего двора. Такое редко случалось, и я даже не помню, почему и зачем. Но помню, что один из мальчишек обозвал мою младшую сестренку как-то нехорошо. На что я, не подумав, ответила ему матерным словом. Одним словом.
Когда я вернулась домой минут через 15, бабушка ждала меня у двери, брат уже доложил о случившемся. А потом родной взрослый человек схватил меня за волосы и начал возить лицом по грязным ботинкам, которые стояли в прихожей, приговаривая, что это недопустимо и нельзя ругаться матом.
Теперь я часто матерюсь. Единственная из всей нашей семьи
